Но больше всего тронули его выполненные с любовью детали, напоминающие об Ариане, — благоухающая композиция из цветов, название которых месяц назад он еще не знал: ноготки, боярышник и фиалки красовались в высокой хрустальной вазе на краю стола; книги по архитектуре стояли ровными рядами на полках красного дерева. Но самое большое впечатление на него произвела тщательно выполненная вышивка, гордо украшавшая стену у окна, — великолепное изображение огромной белой птицы в полете.
То была их белая сова.
Волнение сдавило горло и грудь Трентона, он не мог вымолвить ни слова.
— А теперь скажи мне, — спокойно спросил Дастин, — разве так поступила бы женщина, которая собиралась покинуть тебя, которая не оставила ни единой частицы своей души в твоем доме, которая сомневалась в прочности вашего брака? Разве так, Трент?
— Когда она сделала все это? — с трудом выдавил Трентон.
— Она приехала ко мне некоторое время назад… По правде говоря, это было в тот день, когда Дженнингс сказал тебе, что она уехала в Лондон за покупками. Тогда мы обсуждали эскизы. А на этой неделе в твое отсутствие Ариана пригласила меня в Броддингтон, чтобы я помог ей переделать комнату к твоему возвращению. Она проводила здесь со мной каждый день, все организуя и устраивая… и молясь о том, чтобы ты вернулся поскорее в Броддингтон… к ней. Я уже говорил тебе не раз прежде, ты счастливчик, Трент, любовь Арианы — нечто редкое и драгоценное. Единственная правдивая фраза в этом насквозь фальшивом письме, что ее любовь к тебе беспредельна и никогда не поколеблется и не исчезнет. — Дастин положил руку на плечо брата. — Словно эхо, повторяю слова твоей жены. Никогда не забывай об этом. Никогда.
— Не забуду, — пообещал Трентон. Выражение его лица смягчилось, глаза увлажнились. Он подошел к вышивке и принялся рассматривать сложный узор и улыбнулся при виде абсолютного сходства изображения с Одиссеем. По желанию Арианы сова, не прирученная человеком, свободно парила в воздухе.
Свободно.
Трентон тотчас же напрягся и, побледнев, повернулся к Дастину. Осознание происшедшего ударило его словно приливной волной.
— Если Ариане потребовалось говорить намеками в своем письме, это означает, что ублюдок-братец заставил написать его, а также, что он удерживает ее в Уиншэме силой. Я убью его.
Дастин нахмурился, пытаясь расставить все по местам.
— Вот этого я не понимаю — зачем Бакстеру заставлять Ариану писать такое письмо?
— Теперь ты проявляешь тупость, Дастин. Подумай как следует. Если Ариана останется в Уиншэме и убедит меня, что я действительно сумасшедший, с которым невозможно жить, что тогда произойдет?
— Возможно, ты выполнишь ее просьбу.
— Вот именно. Я соглашусь, чтобы меня поместили в сумасшедший дом, оставив свою бедную пострадавшую жену в одиночестве в Уиншэме… с моими деньгами.
Глаза Трентона запылали синим светом.
— С твоими деньгами и ее алчным братцем… — уточнил Дастин, наконец-то все понявший. — Значит, это Бакстер стоит за всеми теми странными событиями прошедших недель.
— Грязный сукин сын! — на ходу бросил Трентон, уже выскочив за дверь и направляясь к лестнице.
— Подожди! Я поеду с тобой! — Дастин бросился вслед за ним.
— Нет. — Трентон резко остановился, глаза его горели гневом. — Это наши с Бакстером счеты. Этот ублюдок отнял у меня отца, прежнюю жизнь, самоуважение, а теперь чуть не лишил рассудка. Наконец, круг замкнулся. — Трентон сбежал по лестнице, перескакивая через две ступени и остановился, только достигнув нижней площадки. — Мне наплевать на то, что этот мерзавец сделал со мной, но, да спасет его Бог, если он осмелился поднять руку на Ариану. Потому что если он сделал это, то, в чем он обвинил меня шесть лет назад, осуществится. И я действительно совершу убийство.
— Ариана, ты должна хоть немного поесть, дорогая, — сказала Ванесса, доедая последний кусок жареной утки и прикладывая к губам льняную салфетку. — Я согласна, воздух здесь не слишком свежий, но, как тебе известно, я вынуждена проводить здесь большую часть дня. Но было бы крайне неблагоразумно показаться кому-нибудь на глаза. — Она отхлебнула кофе. — Но это не значит, что я должна умирать от голода.
— А почему я оказалась в заточении? — возмущенно спросила Ариана, не притрагиваясь к ленчу и меряя шагами комнату.
— Потому, сестренка, что мы должны дождаться реакции твоего любимого муженька. Если он подчинится твоим требованиям, как хороший, послушный мальчик, ты сможешь свободно передвигаться по Уиншэму. Но, если он попытается ворваться сюда, нагло стремясь вернуть тебя, лучше не позволять тебе встречаться с ним. Печально, но ты совсем не умеешь лгать. Так что для того, чтобы уберечь тебя… а также твоего мужа… — Невысказанная угроза тяжело повисла в воздухе. — Бакстер сам примет герцога и скажет ему, что ты не желаешь его видеть. Когда Трентон уйдет, мы позволим тебе покинуть это помещение для слуг и вернуться в свою прежнюю спальню. В действительности ты намного удачливее меня, ведь мне придется прятаться до тех пор, пока деньги Кингсли не перейдут благополучно в наши руки. Так что считай себя счастливицей.
Ариана, не ответив, подошла к узкому окну и с надеждой выглянула в него. Она сама не знала, чего ждала. Наверное, чуда. Только Бог знал, как оно ей необходимо, отчаянно необходимо.
Зажмурив глаза, Ариана молилась о том, чтобы присущий Трентону цинизм и его хрупкая вера не помешали ему прочесть правду, тщательно ею скрытую среди лжи. И, если даже подлинный смысл ее письма ускользнет от его наполненных горечью глаз, она надеялась, что Дастин в отсутствие брата прочтет копию письма, отправленную Бакстером в Броддингтон. Дастин все поймет и с Божьей помощью сможет убедить Трентона, пока не слишком поздно.