— Заставил тебя? Как он мог заставить тебя? — взорвалась Ариана.
Лицо Бакстера под воздействием горестных воспоминаний превратилось в маску ненависти.
— Он угрожал мне, поклялся, что лишит меня всего, если я не отдам ему дневник. Глаза его горели безумием, и я понял, что он способен на все… даже на убийство. Я должен был подумать о тебе, эльф, так как нес за тебя ответственность… и ты — единственное, что у меня оставалось. Он уже лишил меня Ванессы. И я отдал ему дневник.
— Но если бы ты передал его властям…
— Мне сказали бы, что это бессвязный бред неуравновешенной, готовой на самоубийство женщины, — оборвал ее Бакстер. — Дневник полон намеков, но там нет реальных доказательств.
— И все же Трентон настаивал на том, чтобы получить его.
— Конечно! Там не было достаточно улик, чтобы доказать виновность этого ублюдка, но, безусловно, достаточно для того, чтобы опорочить его имя и погубить семью. Общество не так требовательно, как суд, оно способно вынести приговор только со слов Ванессы.
Ариана оцепенело кивнула:
— Итак, ты отдал ему дневник.
— Да. Я хотел только одного — вычеркнуть Трентона Кингсли из нашей жизни навсегда.
Ирония ситуации была слишком велика, чтобы можно было ее перенести. Человек, которого Бакстер хотел навсегда изгнать из их жизни, стал теперь ее мужем.
— Я никогда не думал, что он вернется, Ариана, — тихо сказал Бакстер, словно прочитав ее мысли. — Несмотря на то, что никто не видел дневника, новость о самоубийстве Ванессы быстро распространилась… наряду с домыслами о его причине. Груз собственной вины и общественного давления оказались для Кингсли непосильным. Шесть лет назад он бежал на Уайт и не возвращался… до сих пор.
Сказанные ранее Бакстером слова вдруг всплыли в сознании Арианы.
— Где предсмертная записка Ванессы?
Бакстер помассировал напрягшиеся мышцы шеи.
— У меня.
— Пожалуйста, покажи ее мне.
— Эльф… — мягко заговорил Бакстер, склонившись, чтобы взять ее за руки. — Не думаю, что это хорошая…
— Я хочу прочесть ее, Бакстер. — Ариана выдернула пальцы, впервые в жизни проявляя неповиновение брату.
— Очень хорошо, — сдался Бакстер, озабоченно нахмурив брови. — Я принесу ее.
Ариана снова погрузилась в кресло, как только осталась одна, пытаясь справиться с потрясением, которое только что перенесла, и думая о том, что ей еще предстоит перенести. Предсмертная записка сестры. Что она сообщит? И что за дневник, который Бакстер отдал? Неужели он описывает Трентона как безумца, как убийцу? Ариана, закрыв глаза, склонила голову, пытаясь защититься от волны брачного отчаяния. Это неправда. Не может быть правдой. Как она могла так ошибаться в муже.
Необоснованная ревность. Воспоминание о необоснованной грубой тираде, произнесенной вчера Трентоном, пробудилось в памяти Арианы, и подавить его никак не удавалось. Может, поводом послужила ревность? Ревность, возникшая при виде ее с Дастином? Неразумная… беспочвенная. Да… и то и другое. Неистовый. Боже, да… Трентон способен на что угодно. Но… убийство?
Как будто откуда-то издалека Ариана услышала голос Кулиджа, спрашивающий, хорошо ли себя чувствует ее светлость, и свой собственный машинально произнесенный ответ, уверяющий его, что с ней все в полном порядке. С благодарностью она приняла чашку чая и отпустила его, снова откинувшись в кресле в ожидании брата.
Бакстер вернулся в кабинет, когда Кулидж выходил.
— Телеграмма? — тотчас же спросил Бакстер.
— Все сделано, милорд. Телеграмма будет послана немедленно.
— Хорошо. — Бакстер бросил взгляд мимо него в кабинет. — С моей сестрой все в порядке?
— Я не уверен. Она ужасно побледнела. Я налил ей чашку чая.
— Спасибо, Кулидж. — Бакстер достал сложенный лист из кармана и посмотрел на него. Сколько времени прошло с тех пор, как он прочел прощальные слова Ванессы? — Теперь я обо всем позабочусь, — тихо сказал он.
— Конечно, сэр.
Кулидж придержал дверь, чтобы Бакстер прошел, затем плотно ее закрыл.
— Ариана?
Бакстер нахмурился при виде ее склоненной головы и потускневших глаз. Ариана тотчас же встала, поставила чашку чая на стол и, подойдя к брату, протянула руку.
— Покажи мне письмо.
Не сказав ни слова, Бакстер отдал его ей и стоял рядом, пока она читала, словно готовясь защитить ее. Руки Арианы дрожали, когда она разглаживала лист. Она тотчас же узнала стремительный ровный почерк Ванессы.
«Дорогой Бакстер.
Никогда не думала, что дело дойдет до этого, но, кажется, у меня нет выбора. Каждый день я молюсь, чтобы все закончилось и снова засияло солнце, но не получаю ответа на свои молитвы. Боль, охватившая меня, становится все невыносимее, и даже ты, дорогой брат, не в состоянии предотвратить ее натиск. Я страстно желаю только покоя, и, похоже, существует лишь один способ, чтобы добиться его. Не сердись на меня и не упрекай себя, так как конец будет означать для меня благословенное облегчение, а я слишком большая трусиха, чтобы выбрать иной путь. Знай, что я люблю тебя и что ты был прав относительно Трентона. Если бы только я послушала тебя, нам удалось бы избежать этих месяцев печали. Мой путь определен. Будь счастлив и не горюй.
Ванесса».
Ариана подняла голову, слезы струились по ее щекам. Молча, она вернула письмо Бакстеру, в груди ее все оцепенело, она выглядела совершенно ослабевшей и не противилась, когда он прижал ее к себе.
— Прости, эльф, — пробормотал Бакстер, гладя ее по волосам. — Я пытался тебя уберечь.
— И ты говоришь, что дневник еще хуже, чем это? — спросила она слабым, задыхающимся голосом.